— И я тоже, — ответил Новийский. — Ощущение, будто мы с тобой кого-то наверху здорово рассмешили. А потому нас прожевали и выплюнули.

— Будь кто-то наверху, он бы не допустил, чтобы с нами так случилось. А жевали друг друга мы сами. Некого винить.

Сергей дернулся от этих слов, но спорить не стал. Я всегда была за правду, какой бы та ни была, и мне хватало наглости ее озвучивать.

— Думал, что мы проживем славную жизнь и вместе состаримся. Это выглядело таким реальным, предрешенным. — Он смотрел в стену и крутил в руках бокал вина.

Я оперлась локтем о спинку дивана и повернулась к Новийскому.

— Теперь, когда все кончено, скажи мне, Сергей, кому ты звонил утром после избиения Илоны?

Он усмехнулся и облизнул губы, что было плохим знаком, и я вдруг пожелала взять назад свой вопрос. Ничего было не вернуть и не изменить, но мне не хотелось думать об отце своего ребенка как о соучастнике преступления, кем он, скорее всего, являлся.

— Так и знал, что тебя волнует именно это, — улыбнулся он невесело. — Наверное, ты права, и я виноват. Ты сказала, что с Илоной, но не сказала, как сам Петр. Тебя спрашивать было самоубийством, но я, уж прости, за него волновался. Набрал его номер, чтобы убедиться, что он в порядке, но Петр не взял трубку. И тогда я сглупил и набрал номер его отца в надежде, что тот что-то знает. Как и ты, я влез не в свое дело, куда не просили. Я не ожидал, что это приведет к масштабным последствиям. Под влиянием эмоций прочитать ситуацию сложнее, чем кажется. И вот мы здесь.

Я могла бы сказать ему, что дело совсем не в его звонке. Во лжи, в отсутствии участия, нехватке понимания, упрямстве на ровном месте… но это больше не имело значения. Мы годами ломали об это копья, но проиграли.

— Спасибо, что сказал. Вообще за все тебе спасибо, — тихо сказала я. — Особенно — за Алексея.

Он потянулся ко мне для поцелуя, и я не стала сопротивляться. В этом жесте не было ничего, кроме утешения и сожаления об утраченном.

Знаете, я верила, что мы мирно разведемся, без скандалов в прессе, истерик и вылитых друг на друга ведер грязи. А также без нарядов спецназа, как это случилось с Юлией, и отвратительных судебных процессов по опеке над ребенком. Четыре месяца, всего четыре месяца мне нужно было не делать глупостей и резких движений. Я все испортила сама. Или сожгла мосты, не позволив нам и дальше сожалеть о том, как оно могло бы быть, что к лучшему.

Часть 3. Иван — Глава 1

— А ну покажи, — велел Сан Саныч, вынуждая Ивана отнять лед от подбитого в ходе спарринга глаза. — Вот ведь ты хорош! — И от досады языком цокнул почти виновато.

Ваня попытался грозно на него зыркнуть, но с начавшей наплывать бровью, да еще сидя на неудобной, низкой лавке это получилось не слишком эффектно, и он решил спустить сенсею — как называли Сан Саныча в зале — ядовитую ремарку.

— Знаешь, что самое пакостное? — фыркнул он, отбросив завернутый в полотенце пакетик со льдом, пользы от которого не наблюдалось. — Сегодня Новийский делает заявление для прессы. Выдвигает свою кандидатуру на выборы. Понимаешь, да? Камеры, репортеры, и начальник службы безопасности с фингалом в пол-лица на экране крупным планом. Лучшей антирекламы бизнесу не придумать, — улыбнулся он мрачновато, уже представляя, что ему на это скажет Зоя вместе с которой они поднимали охранное агентство. На кампанию Новийского возлагали большие надежды благодаря широкой огласке мероприятия, но фингал сводил ожидания на «нет».

Сан Саныч расхохотался и закинул на плечо полотенце.

— А нечего было витать в облаках на спарринге, — с ухмылкой озвучил он прописную истину. — Если предстоит такое ответственное событие, можно и пропустить денек тренировок. А теперь мало того, что тебе разукрасили смазливую мордашку, так еще нервничать в пробках придется.

— Да тут рукой подать, — отмахнулся Иван. О собственной смазливости даже не спорил — давно научился пропускать мимо ушей любые комментарии о своей внешности: и хорошие, и не очень. — И потом, перед подобными встрясками разогнать кровь не мешает.

Но настроение этот разговор немного испортил. Сан Саныч тоже что-то почувствовал и задумчиво потер подбородок, что Ваньку совсем не порадовало. Недомолвки старого друга всегда оборачивались грядущими неприятностями. Нюх у него был на такие вещи. Но только пострадавший открыл рот для вопроса, как послышались голоса: это прибывали новые ребята — галдели, спорили, шутливо перебрасывались шапками. Ваня с Сан Санычем оба были ранними пташками: утро, как правило, принадлежало только им. Какой-то быстро заканчивающийся час, но он был неприкосновенен. Оба мужчины его берегли и нежно любили. Сенсей был тем единственным, кто до сих пор порой клал Ваньку на лопатки, и потому тот каждое утро задавался вопросом: победит на этот раз или нет? Считал день удачным, если это случалось, а всю дорогу до работы самодовольно ухмылялся. Ему это было нужно. Несмотря на то, что юнцом его уже было не назвать, огонь в крови так и требовал подпитки. Потому Ваня каждый день с трудом отдирал голову от подушки в пять утра, выпивал чашку горького черного кофе, брал костюм и туфли, забрасывал их в машину, а сам натягивал спортивный костюм и ехал в тренажерный зал, чтобы снова попытаться сделать свой день чуточку лучше еще на старте.

Отвернувшись от галдящих новоприбывших, Ваня все-таки потребовал от Сан Саныча:

— Давай выкладывай.

Тот посмотрел на него и усмехнулся.

— Экий прозорливый. Я вот подумал: если Новийский баллотируется в Госдуму, то как же Ульянка? Тоже переберется в Москву?

Ваня сжал зубы.

— Ничего об этом не знаю, — ответил резковато.

— А может, так будет правильно? — мягко поинтересовался Сан Саныч. — После всего, что случилось, ей пора жить дальше, своей жизнью. — Заметив, как сжались в кулаки руки парня, добавил: — Не горячись. Ты и сам понимаешь, что я прав.

— Я с тобой не согласен, — тем не менее, отозвался Ваня и поднялся с лавки. — Пойми, я ведь там тоже был! Много раз думал, что нужно было запереть ее в машине, не пускать, но ведь это Ульяна. Она бы скорее через багажник вылезла, чем просидела на месте десять минут.

— О да, Ульянка такая, — улыбнулся сенсей. — Кстати, передавай ей привет от меня. Можешь крепко поцеловать даже.

Но Ваня шутку не оценил, молча кивнув, подхватил свои вещи и направился в душ.

Утром у него было дурное предчувствие. Говорят, интуиция — женская стезя, но Ваня своим ощущениям верил, помня о том, что дыма без огня не бывает. Если птицы поют, значит, рядом с ними опасности нет, если паутина сорвана, то до тебя этой тропой уже кто-то прошел. Именно из таких вещей произрастают необъяснимые ощущения, и никак иначе. Научился замечать — получай в придачу интуицию. Он привык доверять таким вещам, хотя не все мог объяснить логически, не напрягаясь. Знал, что если расстарается, сумеет, но какой был в этом толк, если даже Сан Саныч заподозрил неладное?

— Вот это ты молодец, — фыркнула Зоя, стоило Ивану выйти из машины и продемонстрировать ей подбитый глаз.

Признаться, реакция напарницы по бизнесу пугала его даже больше отзывов прессы. И неспроста. Учитывая подбитый глаз на главном рекламном лице их охранного агентства, ситуацию уже было не спасти ни безупречным костюмом, ни начищенными до блеска туфлями, ни идеально уложенными волосами. Потому, Ваня театрально раскинул руки и повернулся вокруг себя, нагло улыбаясь во все тридцать два зуба.

— Нравлюсь? — прошептал проникновенно. — Скажи, хорош, а?

«Вот ведь ты хорош!» — пронеслись в мозгу слова Сан Саныча, и ведь даже не поспоришь.

— Не паясничай, — осадила его Зоя, не оценив шутки. — Начальник охраны предвыборной кампании с подбитым глазом! Уму непостижимо! Раз головы на плечах не имеешь, спрячься в чулане. Я сама расставлю ребят и встречу Новийского и его женушку. А ты попытайся не попадать в объективы. Иначе я тебе двину по второму глазу. Репутацию еще больше это нам не испортит, а мне будет приятно. Можно даже сделать это на камеру, чтобы знали: у одного человека в нашем агентстве все же есть яйца. Авось, спасемся.