— В ресторане возникли неотложные дела, прошу прощения, — воспользовалась она предоставленной лазейкой, а затем, как ни в чем не бывало, потянулась, чтобы запечатлеть на щеке сына дежурный поцелуй.

— Поздравляю, милый. Веселитесь и счастливого вам отдыха.

Она ушла собирать вещи, распрямив спину до неестественности. А на второй день после возвращения из медового месяца связалась со мной в обход Сергея, заставив подписать контракт. Надо ли говорить, что я сделала все возможное, дабы ограничить общение своего ребенка с одной из бабушек? Даже наличие у нее замечательного сына не рассматривалось мною в качестве смягчающего обстоятельства.

Развернувшись к двери, я заметила, что Лона не ушла, и все еще жмется в дверях, втягивая голову в плечи.

— Так, теперь ты, — обратилась я к сестре, которая, похоже, больше испугалась моего настроя, чем матушки Новийского. — Еще раз увижу поблизости от Петра — ушей не досчитаешься.

— Я не…

— Мне приступать? — указала я на собственное ухо.

— Тише, — рассмеялся Сергей, обнял меня руками и уткнулся носом в мои волосы, покрытые десятью слоями лака и бог знает, чем еще. — Хватит воевать со всем миром. Тебе положено быть счастливой и влюбленной.

— Как? Стоит отвернуться, и жизнь мигом выходит из-под контроля.

— Чужая, — вдруг сказал Сергей.

— Что?

— Чужая жизнь, а не твоя. Это большая разница. Ты не можешь нести ответственность за всех окружающих тебя людей. Твоя семья теперь я и наш ребенок. Нам ты нужна по-настоящему, и мы тебе об этом будем напоминать часто. А остальные пусть заботятся о себе сами.

Звучало разумно и логично, но как я могла не переживать за бестолковую сестру? Нет, не глупую, а именно бестолковую: мозги в наличии, но толку от них никакого. Тяжело вздохнув, я прижалась к груди своего теперь уже мужа и постаралась сосредоточить свое внимание на нем одном.

* * *

Возвращение из медового месяца было ознаменовано громким воплем моей матушки. Будучи не в курсе моей беременности, она вдруг обнаружила у своей дочери неожиданную часть тела. Нет, не живот — грудь. Она сразу сказала мне, что у ее старшенькой такой стати отродясь не было, и отныне разговаривать она со мной не станет. Я примерно представляла, что это значит, и на обещанное даже не рассчитывала. Под отсутствием общения мама наверняка понимала ни что иное, как методичный вынос мозга. Впрочем, к этому я привыкла с детства.

Гордеев оказался менее проницателен и не замечал симптомы вплоть до шестого месяца. А потом он вызвал меня в кабинет и, к нашему обоюдному ужасу, вместо сухого листочка растений отрезал абсолютно здоровый. Это сказалось мне о его состоянии больше любых слов. Антистресс больше не работал. Прямо скажем, настоятельно выдавая меня замуж за Сергея, Николай Давыдович даже не думал о такой штуке, как рождение детей и удивился. Громко. Впрочем, в декрет я отправилась вовремя. Полагаю, иначе и быть не могло, учитывая, что я вышла замуж за одного из парочки человек, к которым начальник прислушивался. Сергей же к моему положению относился крайне серьезно.

За два последних месяца, что я просидела без работы, успела возненавидеть свое решение раз сто. Сидеть в четырех стенах в одиночестве оказалось невыносимо, впрочем, как и бывать на свежем воздухе установленное врачами время. Да, есть люди, которые наедине с собой не скучно, но я к таковым не относилась. Разумеется, Сергей и Илона составляли мне компанию, но первый был занят карьерой, а вторая — учебой. Пришлось привлечь дополнительные силы в лице всех остальных знакомых. Не трудно догадаться, кто этим положением охотно воспользовался, ведь среди моих знакомых имелся только один человек, которому катастрофически не хватало толковых и свободных ушей.

К тому моменту, когда я ушла в декретный отпуск, Ванька как раз проработал полгода в своей охране и взялся за агентство всерьез. Поскольку мне рассказывать о своих делах было нечего, то обсуждали, преимущественно, его бизнес. То, что в этом вопросе я чувствовала себя полной дурой, его ничуть не смущало. Кто-то привык записывать все свои мысли на доску, а кто-то — вываливать всю информацию на друзей. Иными словами, отдача не являлась обязательным условием.

Поначалу, глядя на это, Новийский злился. Тихо и молча, на свой манер. А затем пару раз затем застал нас за чаем, разговаривающим исключительно о делах и всякой ерунде и, кажется, осознал безнадежность сопротивления. Смирился. Став женой Сергея, я, наконец, пересекла прежде невидимую черту и начала приглашать домой гостей. Иначе сошла бы с ума в одиночестве. Решила, что так и скажу Новийскому, если начнет возмущаться, но он отнесся к вопросу философски. Если он считал, что визитеры (читай, одна только Лона) злоупотребляют гостеприимством, то подкрадывался ко мне сзади, прижимался губами к затылку и тихо просил позволить ему побыть с женой наедине. Этому я никогда не сопротивлялась. Нам было хорошо вместе, а, главное, есть о чем поговорить. Для себя я решила, что это и есть залог счастливого брака. Пока мы могли говорить, мы были безупречной парой.

Алексей Сергеевич Новийский оказался пунктуален с самого рождения. Как врачи предписывали, так и появился на свет. Беременность вообще не доставляла мне хлопот. Наверное, дело в том, что окружающие меня люди слишком суетились и раздражали, и реши я им уподобиться — начался бы полный дурдом. Только последние месяцы, которые я провела дома, было немного сложно, но не критично. Еще бы, меня даже свекр, временами принимался опекать. В браке с человеком, старшим, чем ты, есть не так уж мало преимуществ. Вряд ли недавние подростки могут похвастаться таким же чувством ответственности.

Сразу после появления на свет сын задал нам жару. Он оказался очень беспокойным ребенком, будто заранее знал, что скромно сидящее в углу чадо придется маме не по вкусу. И пусть врачи говорили, что с малышом все в порядке, о том, что ночью положено спать, наш Алешенька даже не догадывался. Пришлось поставить около кровати качающуюся люльку и в полудреме дергать ее за ручку. По очереди. Качаться сыну нравилось, а вот на отсутствие внимания он реагировал, наоборот, громко. Я ворчала, что это у него от Сергея, а тот возражал: мол, сам он был спокойным ребенком, а потому невиновен.

Пару раз после особо трудных заседаний совета счастливый папочка сдавался и уходил в другую спальню, чтобы нормально выспаться. После первого такого случая я расстроилась, решив, что именно так и начинаются проблемы. Однако уже на следующий день Сергей извинился: приготовил мне ужин, со свечами. Впрочем, только мы перешли от десерта к поцелуям, как Алексей проснулся и разразился бурными рыданиями. Было решено в следующий раз увезти его к кому-нибудь из родственников. Благо, жаловаться на отсутствие помощи не приходилось.

У Лешеньки количество нянек зашкаливало. Как-то так вышло, что он стал единственным ребенком на кучу людей сразу. Нашего сына баловали нещадно и коллективно. И, будто этого было мало, Алексей уже родился манипулятором. Унаследовав от меня большие глаза, он за пару месяцев научился ими пользоваться лучше, чем я за двадцать семь лет жизни. Помните кота из Шрэка? Вот очень похоже. Если сын чего-то хотел, то сначала молча смотрел на жертву, точно лапушка, а если все же не получал — принимался орать. Еще он терпеть не мог сидеть на ручках, а уж что до нежностей… Только на меня нападала минутка острой любви к сыну, и я брала его на руки или в кровать, как он становился сущим дьяволенком. То вопил, то портил едва надетый подгузник, то пытался выдрать волосы. Но самое ужасное, что когда я попыталась предостеречь маму, она оскалилась и сообщила:

— Это ничего, милая. Ты была такой же, и это еще цветочки. Вот дорастет лет до восьми, тогда и поговорим.

Признаться, ей удалось меня запугать. Я отчетливо помнила, какие устраивала маме проверки на прочность в возрасте с восьми до четырнадцати. Возможно, из общежития она сбежала, уступив инстинкту самосохранения.