С другой стороны, он о Ваньке не спрашивал. А сама я о прошлых отношениях рассказывать не собиралась. После разрыва существует всего два варианта душевного состояния: либо человеку все еще обидно, и тогда говорить об этом глупо, либо все равно — то есть, не о чем. Моим вариантом был, конечно, первый.

— О чем же это вы все щебечете? — спросил юбиляр. Не уверена, с чьей подачи, но он и его собеседники в лице начальника и Сергея направились в нашу сторону все вместе, чтобы наполнить опустевшие бокалы.

— Ульяна рассказывает истории из жизни, — отмахнулась Катерина.

Она с заместителем Гордеева чувствовала себя куда свободнее, ибо работала теснее и дольше, а вот мы пересекались очень редко и не знала, как себя с ним вести.

— Поделитесь? Мы бы тоже посмеялись.

Погодите, это нас так отчитали? Как шкодливых школьниц, сорвавших смехом урок? Или что это вообще было? Градус дискомфорта повысился. Разумеется, ни одна из нас не спешила делиться подробностями беседы. Но было обидно. Все знают, что в России улыбка на губах девушки, порой, дело чуть ли не подсудное, но оставить нас стоять на разливе алкоголя в роли мебели тоже не очень-то культурно! К счастью, Катерина перехватила инициативу раньше, чем в моем мозгу окончательно оформилась тирада о правах женщин.

— У Ульяны в новой квартире неправильно установили ванну, и она затопила соседей. Теперь мы вспоминаем другие курьезные водоразливы.

Итак, все были довольны: очередное упоминание женской ограниченности спасло хрупкий мир. Аминь. А остатки мужского интереса разбились о быт.

— Ах да, верно. У вас же новая квартира, — скучающе припомнил зам, не став подвергать сомнению слова секретарши. — В новом комплексе. Там, где зимний сад. Вы в нем уже бывали?

И моя прежде саркастическая, но в целом вежливая улыбка превратилась в натянутую.

— Нет.

— Обязательно сходите. Николай Давыдович, говорят, соорудил настоящее чудо.

— Обязательно, — пообещала, заранее зная, что никогда там не окажусь. Будто мне было мало того, что этот дом каждый день смотрел мне в окна немым укором!

Но внезапно «чудо» привлекло внимание Сергея.

— Зимний сад? Николай Давыдович, ваша любовь к флоре воистину не знает границ. Я бы с удовольствием взглянул.

— Думаю, любая из моих помощниц с удовольствием вас туда проводит. Они обе живут по соседству.

Дрожь я усилием воли сдержала, а вот глупость ляпнула:

— Там подъезд под домофоном. Лучше попросить жильцов дома. Это их привилегия.

После такого заявления я удостоилась недоуменных взглядов всех присутствующих. Видимо, предполагалось, что каждый должен мечтать посетить оранжерею Гордеева, и вдруг такое пренебрежение. Но какая разница, что обо мне подумали, если я оказалась не готова отпустить воспоминания? Ну не могла я осквернить наше с Ванькой место приходом другого мужчины! Портить дартс было не жалко, но сад… Он меня злил, раздражал, угнетал… а я все равно отчаянно за него цеплялась, хотя боялась эмоций, которые завладели мной в том месте. Смешанная с радостью боль, и восторг — с острым разочарованием. Я никогда не любила Ивана Гордеева сильнее, чем в тот день, когда по-настоящему обрела и потеряла… там. Не могла я привести в зимний сад Сергея. Вот просто нет! Даже сознавая все последствия.

Нервно прочистив горло, сжала сильнее бокал и сделала большой глоток. Так отчаянно захотелось уйти из-под обстрела. А сил поднять глаза не было вовсе. И это при том, что на меня все смотрели!

— Что ж, прекрасно, у Катерины как раз хранится запасной ключ на случай непредвиденных неприятностей, — сообщил начальник, решив махнуть на мои странности рукой. — К ней обратитесь.

— Непременно, — произнес Сергей таким тоном, что я поневоле вскинула на него глаза и наткнулась на задумчивый взгляд.

Заметил и понял. Но какие сделал выводы? В любом случае, оправдываться я не собиралась. Он не имел права спрашивать меня про Ивана Гордеева!

Вечером мы с Сергеем договорились встретиться, и я не собиралась отказываться от обещания. Но когда мы с Лоной вышли из офиса, она внезапно предложила пойти ко мне, попить чай, поболтать. И я сделала ошибку: не зная, как поступить, в растерянности взглянула на телефон. В свое оправдание могу сказать лишь то, что меня выбили из колеи разговоры о Ваньке и зимнем саде, и я не сообразила, что происходит.

— Так, — резко начала сестра, выхватила у меня телефон и сжала его в ладошках. — Просто скажи, что мне все это снится или мерещится, что я сошла с ума или слишком мнительная.

— Ты о чем? — спросила я, холодея.

— Скажи, что ты перестала появляться по вечерам в сети и не можешь пригласить меня к себе сейчас не потому что Сергей, который Афанасьевич, смотрит на тебя так, будто видел голой. И что не собиралась писать ему сообщение о том, что задержишься.

— Лона… — задохнулась я и забрала мобильный, пока она не полезла в список звонков. Будто это могло что-то исправить.

Стало по-настоящему страшно. Я никак не ожидала, что Лона догадается. Думала, однажды скажу ей сама, выслушаю обвинения, приведу аргументы в свою защиту, и на этом все успокоится. Теперь же от идеального плана остались одни оправдания.

— Нет не Лона! — всплеснула она руками и заметалась из стороны в сторону, на ходу выбрасывая пальцы. — Сначала он вызвался помочь тебе с бутылкой, точно знал, как отреагировать на обвинение в шовинизме, будто привык, а ты спустила ему шпильку про отпечаток туфли, хотя всегда пытаешься оставить последнее слово за собой. Но хуже всего, что потом, когда речь зашла про зимний сад и ты повела себя странно, он смотрел на тебя так, будто собрался залезть внутрь черепа за подробностями. Он… ревновал. Я знаю, что мнительная, что иногда перегибаю и ищу скрытый смысл там, где его нет, плюс еще шампанское. Но… — Она остановилась, выдохнула и уперла руку в бок. — Ты вот сейчас передо мной стоишь с виноватым видом, и я понимаю, что права. О боже мой!

Повисло ужасно неуютное молчание.

— Давай все-таки пойдем ко мне, — предложила я и попробовала взять сестру за локоть.

— Нет! — воскликнула она и вырвалась. — Я не уверена, что готова идти с тобой куда-нибудь и разговаривать. Ты правда с ним, и давно! А я-то все гадала, что с тобой творится… Радовалась, что больше не так переживаешь из-за Ваньки, и поэтому не спрашивала…

— Все совсем не так просто, как тебе кажется.

— Куда уж сложнее! — возмутилась Лона. — Ты тайком встречаешься с разведенным мужчиной совершенно другого социального статуса, стыдишься этого, но не уходишь и даже защищаешь!

Не выдержав, я снова схватила ее за руку и оттащила подальше от здания. Из-за банкета мы остались в офисе чуть ли не последними, но мало ли. Тот же Новийский, если не ошибаюсь, до сих пор не спустился. Мне совсем не хотелось быть застуканной на ссоре в честь Сергея Афанасьевича.

— Я не стыжусь! — прошипела, стоило оказаться около фонтана, шум которого отчасти заглушал голоса. — И не рассказывала не поэтому. Пойми, у него скоро выборы и любые изменения в заявлениях прессе способны навредить, пошатнуть положение…

— То есть ты думаешь, что я побегу к газетчикам?! — еще больше опешила сестра.

— Я думаю, что он тебя не знает и думает, что ты можешь побежать к газетчикам. Ему не с чего тебе доверять.

— При чем тут я? Это не он мне не доверяет, а ты — ему. Боже правый, Уля! Ты думаешь, что он бросит тебя, как только кто-нибудь о вас узнает. С другой стороны, а чего еще ждать? Тебе двадцать пять лет, ты влезла в жизнь мужчины, который в полтора раза старше и разучился доверять людям! И знаешь это, но не уходишь. Я… я не понимаю! Зачем тебе это? Не верю, что ты могла в него влюбиться!

Лона смотрела на меня с такой растерянностью, что я и сама задумалась: неужто все настолько плохо? Но если в своем здравомыслии я могла бы сомневаться, то Сергей на роль безумца никак не походил. Да и дискомфорта до этого дня я не чувствовала. Что и попыталась донести до сестры… на свою голову: